...Нежелание эти правила признавать — вот, по Бутусову, главное, что отличает персонажей, играющих на стороне Лира: младшую дочь Корделию (Наталья Вдовина), Глостера (Денис Суханов), Эдгара (Артем Осипов) и верного вассала Кента (Тимофей Трибунцев). Последний в спектакле постоянно бит тем самым дворецким Освальдом (Яков Ломкин), которого Кент шпыняет у Шекспира; его задиристость не героична, а по-детски комична...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Вот граф Кент - Тимофей Трибунцев, верой и правдой служа своему королю, сносит побои, в наиболее выигрышные моменты добираясь до таких высот трагизма, какие не изобилуют в жизни даже самого короля Лира...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Два человека стоят на авансцене, поставив ноги на третьего, - граф Кент (Тимофей Трибунцев) и граф Глостер (Денис Суханов) обсуждают грядущий раздел королевства...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...На сатириконовской сцене смешалось в кучу все уцелевшее. Вышеупомянутая декоративная дверь может открыться в питерское парадное. Рядом - какой-то итальянский пейзаж с фонтанчиком, еще левее - рисованный уголок старой уютной гостиной. За распахнутой дверью проступает увеличенное лицо то ли японского, то ли китайского ребенка. Лир - Райкин натянет на себя какую-то пародию на боярскую шубу. Эдгар (Артем Осипов) отыщет где-то костюмчик Пьеро с длинными, до пола, рукавами. Граф Кент (Тимофей Трибунцев) напялит на себя пунцовую лакейскую униформу. Эдмонд (Максим Аверин) и Эдгар вымажут лица белой глиной, создав подобие маски японского театра. Все идет в дело, как в последнем спектакле последнего театра...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Кента - Трибунцева не заковывают в колодки, но помещают в ящик из циркового аттракциона "Разрежь женщину": нелепо торчит голая нога, смешно высовывается голова...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Лир Райкина сумасброден, но не более других стариков. Он не глуп, но доверчив. Как все сильные люди, любит окружать себя слабаками. Как все сильные, рано или поздно перестает жалеть слабость и отличать красноречие от лести. Звереть, когда ему дают отпор, как честный Кент (Т. Трибунцев).
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
..Образ людской обреченности.Ее вариации звучат в самых разных судьбах. Вот вечно битый тщедушный Кент (Тимофей Трибунцев) - любая тварь может вытереть об него ноги - сглатывает слезы унижения и снова лезет драться за справедливость...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Самолюбие и нежелание уступить движут миром, и комической тенью Лира стал его верный слуга, правдолюбец Кент (Тимофей Трибунцев), изгнанный старым королем, но сменивший обличье и вновь поступивший к нему на службу...А еще здесь есть множество резких, броских и не всегда внятных режиссерских находок. Понятно, почему в спектакле слаб Кент, неясно, чего ради шекспировский шут стал женщиной, эту мысль Бутусов объяснить не потрудился. Спектакль резок, порой чрезмерно агрессивен, полутонов здесь нет, режиссер пользуется бьющими в глаза, нарочито грубыми красками...
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
...Вернусь к «находкам». Среди них — Кент (Тимофей Трибунцев). Традиция видит в нем верного слугу Лира; изгнанный вместе с Корделией за свою честность и правдолюбие, он, переодетый, следует за Лиром, чтобы продолжать охранять попавшего в беду короля. Таким образом, традиция принимает его яростные инвективы против дочерей и их слуг за чистую монету; Кент в этом случае становится как бы рупором праведного гнева самого короля. У Бутусова все по-другому. Он, конечно, не первый, кто заметил (и захотел объяснить), что, прибыв, например к Гонерилье, Кент начинает злопыхать еще до того, как возник повод, а в ответ на вопрос, в чем, собственно, дело, сообщает о предполагаемом обидчике: «Не нравится его мне рожа». Но Бутусов, может, первый, кто придумал, что взвинченность Кента — это взвинченность не просто наносная, специально разжигаемая, но своеобразная месть Кента Лиру. Сам себе вымазав лицо сажей (он первый из многочисленных персонажей проделывает с собой подобное в бутусовском спектакле), он вызывается бежать вперед Лира, чтобы соответственно подогреть обстановку. Как бы проецирует Лирову взбалмошность, чтобы реакция на нее предшествовала фактическому прибытию короля; чтобы он, наконец, был проучен. Забудет Гонерилья о своей угрозе заковать Кента в колодки — так он сам влезет в какой-то ящик, из которого гротескно будет торчать одна-единственная нога. Даже прибывший на место Лир понимает, что это перебор.
Вам, государь, хочется ревностного, слепого повиновения — пожалуйста. Кент становится пародией на преданность. В каком-то смысле именно он — королевский шут (в то время как Шут в спектакле решен менее интересно — он, а точнее, она движим/ а в своей преданности скорее инстинктом выживания). Решение Кента выявляет и мотивации Эдгара (пока что играемого Артемом Осиповым менее внятно). Мысль Бутусова, видимо, состоит в том, что не только встреча с дочерним жестокосердием приближает Лира к безумию — его более-менее сознательно подталкивают, например, и Кент, и Эдгар, видя в этом шанс на душевную встряску, на прозрение. Но главная находка Бутусова в том, что безумие необязательно приводит к прозрению. Оно может остаться всего лишь безумием. Метод «клин клином» себя не оправдывает.
Сыграть безумие Лира, как оно задумано Бутусовым, нелегко. И это вызов — сыграть знаменитое безумие не как открытие последних истин этого мира, чтобы зритель не ахал вместе с Лиром: да, кругом порок, лишь мы — чисты и невинны, унижены и оскорблены… А чтобы зритель качал головой вместе с Кентом: «Как страшно это все! Где, государь, // Хваленая былая ваша ясность?»...
